* 1 *

Двое станционных охранников тащили по коридорам режимной зоны парализованного коротышку.

«Ух, — молча бесился Майлз, вспоминая самые забористые дедовы ругательства, — узнаю, что это за Кавилло такой, который купил ордер на мой арест, голой жопой в муравейник посажу!» Хотелось орать, но получалось, к сожалению, только сипеть, на что полицейские совершенно не обращали внимания.

«Кто сказал, что парализатор — это гуманное оружие? Их бы, умников, в парализующую сетку, а потом добавить пару тычков шокером, они моментально бы побежали жаловаться в бетанский Совет по правам человека, требуя, чтобы арестованных отныне безвредно оглушали тяжелой дубиной по голове». Невозможность пошевелить хоть мускулом в сочетании с настоятельным призывом взбодренных шоковым ударом нервов, дергающих эти самые мускулы, создавала поразительный, похожий на зубную боль эффект. Ну, кто не против побыть одним большим болящим зубом?

Каждая клеточка тела так ныла и чесалась, что Майлз почти не почувствовал, как охранники без затей сгрузили его на койку в одной из камер. Был ли у него сосед по несчастью или нет, он разглядеть не смог: глазные яблоки дрожали и не слушались вместе с остальным. Он мог лишь созерцать сетку кровати ярусом выше. Хотя нет, вот в поле его зрения вплыло озабоченное лицо... такое знакомое лицо, которого здесь в принципе быть не могло.

— Грегор, оп-ля! Как я рад т-ебя... — попытался выговорить Майлз и с чувством глубокого удовлетворения потерял сознание.

Приходил в себя он медленно и безболезненно, и мысли тоже плыли медленно в пустой голове. «Здорово будет рассказать Грегору, что он мне в галлюцинации привиделся. Посмеемся вместе. Когда вернусь... Как? Как-нибудь, где наша не пропадала».

Он осторожно пошевелил затекшей шеей, потер глаза — ура, мышцы снова слушаются! Голубое пятно перед его сфокусированным взглядом превратилось в силуэт человека в робе, стоящего у решетки спиной к нему. И этот силуэт Майлз опознал бы в любом ракурсе, больным, пьяным и ночью в грозу. Облегчение пополам с испугом нахлынуло на него, отгоняя вялость.

Майлз быстро потряс головой, ущипнул себя — нет, это не сон — и в недоумении завертелся, оглядываясь. Да, обычная камера в полицейском участке на станции. Четыре койки, храпящее тело на одной из них замоталось в одеяло, как в кокон; лючок биотуалета; решетка. И у решетки стоит мрачно и неподвижно император Барраяра в комбинезоне чернорабочего.

— Грегор! — выпалил он. Стоящий резко обернулся. — Что ты здесь делаешь? Где твоя охрана?

— А твоя? — коротко ответил тот вопросом на вопрос.

Не выругался заковыристо в изумлении, не бросился обниматься, не поздоровался толком; похоже, старина Грегор изрядно на него рассержен. В последнее время он всегда страшно дергался, когда Майлз рисковал; это было тем иррациональнее, что три года назад Грегор сам чуть не отправил его на смерть. Но за это время они зашли так далеко, со сверхсветовой скоростью пролетев от сухой официальности к болезненному, всей шкурой воспринимаемому ощущению, что они двое – единое целое…

А теперь Грегор сердится. Выходит, световые годы остужают даже самые горячие чувства. Майлз ведь впервые после той трехлетней давности истории улетел с Барраяра.

— Когда я в последний раз видел сержанта Оверхолта, — быстро отрапортовал он, — тот был похож на грузовой контейнер: большой, совершенно неподвижный и плотно упакован в сетку. Кстати, я в этом почти не виноват. — Ура, речь лилась свободно и без запинок. Он состроил самое умильное лицо, какое на Грегора обычно действовало, и прибавил: — И не злись, я и правда не хрустальный, и ничего страшного со мною не произошло. В конце концов, я же офицер на твоей службе. А вот ты что здесь делаешь?

— Это, — веско и совершенно неинформативно сообщил ему Грегор, — долгая история.

Определенно долгая, предположительно неловкая и ужасно загадочная! И к своему завершению оставившая Грегора совершенно не в порядке. Напряжение и усталость легли мешками под его глазами, от осанки не осталось и следа, он выглядел помятым. Вместо всегда тщательно выбритого и коротко подстриженного волосок к волоску аккуратиста Майлз видел перед собой раздерганного неврастеника с пробивающейся щетиной — кстати, на подбородке еще ладно, но вот усы тому определенно не шли. Вот если бы отросли волосы — они, наверное, завивались бы в колечки, забавная такая штука на ощупь...

— Да уж, — быстро согласился он. — Верю. Долгая, на целых шесть П-В переходов. Ты вроде должен сейчас сидеть в столице... или уже представлять свою монаршую персону на Комарре? Черт, не вспомню. Я же не Иллиан с его чипом. Так что или ты мне сейчас быстренько объяснишь, как ты умудрился спрятать тут под койкой целый гвардейский взвод, положенный тебе в охранение, или я решу, что ты удрал в самоволку. А?

Шуточка была незамысловатая, но лицо Грегора неожиданно просветлело.

— Ну, в общем, ты угадал.

— Про взвод под койкой?

— Нет, про самоволку. Понимаешь... — тот осекся и огляделся с какой-то нехарактерной для него неуверенностью. Или дело было в возможной прослушке? Черт, как он раньше не подумал! А еще СБшник. Пусть даже начинающий.

— Ты лучше садись, — Майлз, так и не дождавшийся положенного объятия, не говоря о большем, приглашающе похлопал по койке рядом с собой, — и рассказывай на ухо.

Он обнял послушно присевшего рядом Грегора за бок и притянул его к себе поближе. Как бы плохи ни были их дела, привычность этого жеста его успокоила. Хотя Грегор все равно сидел напряженный, словно древко от знамени проглотил, и рассказывать о величайшей глупости в своей жизни ему было явно неуютно. «Что ж, у нас не допрос третьей степени в СБ, поэтому начнем мягко и с наводящих вопросов».

— Как это ты смог убежать из дому? Я помню, как мы с тобой об этом шутили, но вряд ли ты успел соскучиться по мне настолько сильно...

Увы, Грегор не подхватил штуки, а начал рассказывать в самом занудном стиле, поясняя очевидное.

— Обстоятельства совпали. Я был на Комарре, на переговорах. Знаешь, соглашения о трафике и мерах безопасности П-В переходов на нашем и соседнем узле, все такое. Подробностей не нужно? Я выучил свое домашнее задание честно и подписал все, что составил для меня Совет Министров. Даже предварительно прочитав. Но, знаешь, — он бледно усмехнулся, — с графом Форкосиганом за спиной я во всех этих военных делах могу пожизненно оставаться просто парадной фигурой. Никто не заметит разницы, даже если на мое место поставить манекен в дворцовом мундире.

«Ага, шутит все-таки! Оттаивает».

— На моей памяти ты высказываешь эту идею уже в третий раз, — озабоченно заметил Майлз. — Определенно стоило бы попробовать. Жаль, нельзя вместо манекена взять рыцарские доспехи из твоей Желтой Залы... Ладно, давай дальше.

— Ну, а я решил проверить эту идею на практике, даже предварительно не запасшись манекеном. После приема и кое-каких разговоров я был... в отвратительном состоянии духа и вдобавок пьян. Иначе бы не решился ночью, не дав себе времени подумать, попытаться выбраться из комнаты через балкон... ну, там росли такие лозы, крепкие, и были выступы на стене. Так я и долез до самого низу.

Офигеть! Нормальный человек воспользовался бы пожарной лестницей, но алкоголь часто творил с мозгами барраярцев непредсказуемые вещи. Майлз представил, как Грегор занимается стенолазаньем в темноте, без страховки и спьяну, и запоздало за него испугался аж до мурашек, а потом еще более запоздало сообразил:

— А что же ребята Иллиана? Как они тебя выпустили? Пьяного, ночью, непонятно куда?!

— С этой стороны здания почему-то не стоял охранник, поэтому у меня все и получилось. Может, он отошел, ну, в туалет?..

Они переглянулись, и Майлз озадаченно поскреб в затылке. Они оба знали, что за такое фантастическое совпадение шеф СБ должен спустить с бедолаги-охранника шкуру живьем и по кусочкам. Загадка. Впрочем, стоит ли требовать логики от пьяных воспоминаний?

— Мне повезло, я беспрепятственно вышел в город. И тут… я вдруг почувствовал себя таким свободным, словно скинул с плеч те самые рыцарские доспехи. Ржавые, скрипящие, всем заметные. Никто меня не остановил, не заметил, не требовал от меня играть роль куклы на парадном приеме и не одергивал в страхе за мою драгоценную жизнь. Голова у меня кружилась, зато ноги держали и сами понесли в космопорт... и мне удалось договориться о месте на борту с капитаном скачкового грузовика.

— Тебя взяли в команду?

Отличные оценки Грегора по пятимерной навигации позволяли ему рассчитывать хотя бы на место штурмана-стажера. Жаль, прекрасно отработанные в Академии навыки барраярского офицера по вооружению вряд ли нашли бы применение на торговом корабле.

— Нет, пассажиром. Я заплатил. У меня был хороший комм-линк — я только выломал из него чип секретной связи и рассчитался за проезд коммом. Шкипер долго расспрашивал меня, не бегу ли я от полиции, но все-таки взял на борт. — Он вздохнул и признался: — Вот только здесь он заявил мне, что этих грошей за комм хватило бы едва до Пола, на мне еще висит долг — и сдал меня финансовой полиции, а она... Короче, мне теперь надо отработать на бюро по найму контрактников. Скорее всего, нас отправят работать на Аслунд, когда наберется бригада…

Грегор рассказывал, а какая-то часть разума Майлза все громче и громче вопила, что пора немедленно схватить друга за плечи, хорошенько потрясти и заорать, и, может, тогда до того дойдет, что же он натворил. Безумие! Император, пропавший на Комарре — это однозначно выглядит как похищение с политическими целями. Должно быть, дома СБ сходит с ума, Иллиан рвет на себе волосы, а собственный отец Майлза на грани инфаркта, учитывая его сложное положение в линии наследования барраярского трона... Но он понимал, что давить на ощетинившегося, застрявшего в депрессивной фазе Грегора готового обвинить все и вся, и в первую очередь самого Майлза, просто потому, что он сейчас под рукой, — определенно не конструктивный подход.

Так что он улыбнулся и сказал спокойно, словно речь шла о какой-то из их давних дворцовых шалостей:

— Да уж, потрепало тебя. Но ничего, благодаря чудесному совпадению теперь мы вместе. Представляешь, ордер на мой арест перекупил какой-то неизвестный хмырь, и меня вдобавок обвиняют в убийстве, так что я тоже тут не задержусь... значит, и сбежать нам будет вдвое легче. Но странно, что ты еще здесь. Когда ты… улетел с Комарры?

Грегор скрупулезно загнул пальцы и посчитал, прежде чем ответить:

— Четыре дня назад.

— Ха! Четырех дней с запасом хватает, чтобы протрезветь, даже в таком мощном запое, какими славятся наши старые форы, поэтому ты сейчас разумен и трезв как стеклышко. Так что ты делаешь за решеткой и в ожидании отправки на черные работы, вместо того, чтобы распахивать ногой двери нашего консульства на Ступице Хеджена? Почему ты еще на Поле не смылся, в конце концов?

— Но ты же приехал за мной, — буднично и даже скучно сказал Грегор, разглядывая свои ботинки. — Операция по освобождению типично в твоем стиле, и из этой камеры я тоже не никуда пропаду. Куда мне было спешить?

Майлз только рассмеялся:

— Ты еще скажи, что веришь в судьбу и в то, что я не мог тебя не отыскать. Я, конечно, ради тебя порвусь на части и на все пойду, сам знаешь, но только в дешевой бетанской фантастике у влюбленных героев случается мистическая связь, которая приводит их друг к другу.

— Влюбленных? — Грегор сверкнул глазами. — Как-то не очень это слово подходит к тому, что шеф Иллиан послал тебя меня выслеживать.

«Быть отправленным в самостоятельное галактическое задание СБ — это хорошо. Получить шоковой дубинкой даже не за свои грехи — это плохо. Найти пропавшего Грегора, да еще оказаться с ним наедине — это хорошо. Обнаружить, что у Грегора совсем некстати случился приступ депрессии с мизантропией — это плохо... Прямо как в анекдоте».

— Грегор, — тихонько вздохнул Майлз, утыкаясь носом ему в плечо, — похоже, ты не очень-то рад меня видеть. Что произошло?

— А ты думал, я порадуюсь, увидев тебя в роли образцовой ищейки СБ? — возразил Грегор на полном серьезе. — И что мне теперь делать — драться с тобой за свой выбор?

Старый добрый Грегор! Когда они оба были мальчишками, именно на Майлза периодически накатывала черная депрессия: от осознания своей калечности, после очередного перелома или обиды от сверстников. А Грегор его утешал: спокойный, старший, сильный. Повзрослев, они внезапно поменялись ролями — ровно после той первой истории с дендарийцами. Теперь уже Майлзу пришлось научиться вытаскивать Грегора из тихой, но жестокой меланхолии, которую тот осмотрительно не показывал больше никому. Так у них сложилось: Грегор осторожничал — и он брал на себя инициативу, Грегор сомневался — он уговаривал его, что стоит рискнуть, Грегор параноил — он говорил о доверии, Грегор так боялся признаться — а он... сделал это первым. И все это чертовски кружило голову, что говорить.

— Ау! Грегор, посмотри на меня! — произнес он жалобно. — Ты на самом деле думаешь, раз Саймон взял меня служить в свое ведомство, я перестал быть твоим? Что ты перестал для меня быть самым важным человеком на свете? Серьезно?

— Ничего я не знаю, — буркнул несчастный император.

— Так спроси меня. Выслушай, как обстоят дела. Может, тогда часть своих фантастических гипотез ты отбросишь за ненадобностью.

Грегор посмотрел на него обиженным взглядом ученика, которого профессор валит на экзамене. Майлз заторопился:

— Пункт раз — насчет того, что это Иллиан меня отправил. Сам знаешь, сколько лететь отсюда до Барраяра, даже самым скоростным из курьеров. Если ты всего четыре дня как сбежал, по времени не сходится. Согласен? Теперь пункт два: что он прямо сюда прислал мне задание. О пропаже императоров молодым мичманам через полгалактики почему-то не сообщают. Их начальству — бывает; лишь теперь до меня дошло, отчего вчера так занервничал Унгари, словно ему зажженный фитиль вставили... — Майлз фыркнул собственной шутке и внимательно проследил, среагирует ли Грегор. Не-а. Тот точно решил оправдать свое прозвище "Угрюмый". — Но я-то не знал. Ну, и сразу — три. Хотел бы я убедить всех, что способен за четверо суток отыскать пропавшую иголку в стоге сена галактического масштаба и вернуть Барраяру императора! Я был бы крут. Звезда Империи первой степени как минимум, да? Ты бы подписал? Увы, — он взял ладони Грегора в свои, — я просто обладатель какого-то подпорченного везения: встретил тебя случайно, зато и сам влип. Веришь? Уступает позиции твоя фамильная паранойя?

— Н-ну, да.

— Я тебе хоть когда-то врал? — усилил он напор.

— Мне — нет, — признался Грегор после осторожной паузы.

— Ну то-то же. Будь хорошим императором, ответь мне той же монетой. В смысле правдой. Что это за выбор такой и когда ты вообще успел выбрать?

— Ну… сразу после побега я, конечно, был уверен, что сделал глупость. Но пока мы летели, я вдруг понял, что эта глупость — мой единственный шанс! — Грегор сверкнул глазами. — И другого у меня не будет никогда. Если я вернусь, меня после этого побега до конца жизни посадят в такую прочную клетку, что даже в сортир я буду выходить под присмотром трех агентов СБ одновременно. Скажешь, нет?

«Если» вернусь? Не «когда»? Грегор, ты меня пугаешь!»

— По крайней мере, усомнюсь, — ответил Майлз решительно.

Для усиления эффекта он даже поднялся на ноги и принялся, хромая, ковылять туда-сюда по камере: пять шагов в одну сторону, пять — в другую. И продолжал, не останавливаясь не на секунду:

— Если ты помнишь, три года назад меня и за худшее не засунули ни в тюрьму, ни в смирительную рубашку, если не считать таковой курсантскую форму. Правда, тогда ты вмешался ты — и мой отец тоже постарался. Но если ты сядешь и разумно поговоришь с ним и с Саймоном, проблем не будет... Ты император, в конце концов, а не лорд-наследник, да еще несовершеннолетний вдобавок, каким был я. Единственный, от кого ты не сможешь убежать ни здесь, ни на Барраяре — это ты сам.

— Скажи на милость, разве в этом парадном мундире остался хоть какой-то «я сам»? Мною, от планов до конца жизни до распорядка дня, распоряжаются все, кроме меня самого…

— ...А ты распоряжаешься всеми остальными, ведь это в твоих руках настоящая власть. Папа все регентство боролся, чтобы сохранить ее для тебя. Так что получается неплохой баланс. И над тобой, по крайней мере, точно нет командиров, которых так и хочется пнуть, чтобы они прекратили поступать как ограниченные подозрительные солдафоны и приняли от тебя разумную помощь...

— Ты это про себя и Иллиана? — с подозрением уточнил Грегор.

— Ой, нет, конечно. Не бери в голову. Скажи, а говоря о «тебе самом», нас с тобой ты вовсе не принимаешь в расчет? Я настолько тебе надоел, что ты готов удрать от меня на другой конец Галактики за десяток П-В переходов? — он изо всех сил попытался превратить эту жалобу в комичную.

— Но ты же улетел от меня за десяток П-В переходов ради своей вожделенной военной службы, — парировал Грегор после крошечной паузы. И Майлз вдруг почувствовал, как в его собственной шуточной обиде всплывает на поверхность глубоко упрятанная правда.

Хороши же они будут сейчас, если начнут увлеченно перебрасываться тугим комком из обид, ревности и зависти. В этой игре в мяч Майлз точно проиграет.

— Получается, я летел не от тебя, а к тебе, — примирительно пошутил он. — Что ни делается, все к лучшему?

— Возможно, — сухо согласился Грегор. — Уж точно к лучшему, что я сейчас говорю с тобой, а не с твоим СБшным командиром. Что-то мне подсказывает, что, если бы я, его главнокомандующий, приказал бы оставить меня в покое, он бы не послушался. Скорее связал бы и доставил на Барраяр силой. Вот тебе и вся власть.

— Эй, это я тебе только что рассказывал про командиров-солдафонов! Ты крадешь мои реплики.

— Ладно-ладно. А ты сам подобного приказа послушаешься? Забудешь, что меня видел, если я это тебе прикажу как твой главнокомандующий и сюзерен?

— Я? Я уж точно нет, у меня всегда были проблемы с субординацией. Поэтому, гарантирую, я поступлю совсем наоборот: стану рыдать, хватать тебя за колени и причитать «На кого ты нас покидаешь!». Подумай сам, ведь если тебя не будет, чью задницу ты предложишь примостить вместо твоей на императорскую табуретку? Мою? Моего отца, который всю жизнь шарахался от трона как от чумы? А может, Айвена?

— Айвен — это как раз вариант… — протянул Грегор задумчиво и примерно тем же тоном, каким рассеянный, но опытный в семейной жизни супруг машинально вставляет требуемую приличиями реплику в монолог своей жены.

— Грегор! Не шути так. Сам знаешь, что Айвен скорее застрелится, чем согласится принять на себя хоть какую-то ответственность.

— А лучше, чтобы застрелился я? — рявкнул тот.

Майлз опешил. Реплика «И сколько же народу умрет, там, дома, чтобы купить тебе путь на свободу?» умерла на его губах, так и не родившись. Апелляция к угрозе гражданской войны на этого Грегора, сердитого и явно на что-то решившегося, не подействует. Все, что оставалось, это спросить с неподдельным беспокойством:

— Все настолько плохо?

— Угу. И ты сам знаешь, насколько, — ответствовал Грегор мрачно. — Мне уже двадцать пять, а твой отец и твой шеф по-прежнему окружают меня, точно две скобки, контролируя каждый шаг. И я сам не знаю, что хуже — позволять им меня поддерживать и даже не пытаться ходить самому или наделать собственных грандиозных ошибок, вроде той, с заговором Фордрозды, три года назад. А может, и то, и другое, по очереди. Власть придет ко мне со временем, хочу я этого или нет. Но хватит ли у меня сил справиться с ней? В музеях еще много места, найдется витрина и для моих останков, когда меня свергнут, как Безумного Юрия. Потому что я точно свихнусь. Айвен, по крайней мере, э-э…

— Покладист и добродушен? Потому что ты сейчас определенно мрачен и зол. Хотелось бы, по крайней мере, чтобы злился ты не на меня.

— Я все время думаю, может, Барраяру будет лучше, если бы меня не было вовсе… Прости. Я ведь могу на тебя рассчитывать? — Грегор внезапно сник и произнес это полушепотом.

— Я люблю тебя, — ответил Майлз серьезно. Это было чистой правдой, хотя из этой самой любви ему сейчас хотелось отвесить Грегору изрядную оплеуху. — И не задавай риторических вопросов.

* 2 *

В конце концов ворчливые протесты Грегора снизились до тихого бурчания. Трудно сказать, поверил ли он окончательно, что Майлз не собирается хватать его за шкирку и тащить к исполнению императорского долга, или просто выдохся после эмоционального выступления. Грегор с самого детства был тихим и замкнутым, и даже проявления злости, какие случаются у любого, у него выходили практически незаметными внешне. «Как выглядит по-настоящему рассерженный император? Да точно так же, как обычно». А показательный монарший гнев он практически всегда разыгрывал с холодной головой и как хороший спектакль, это Майлз знал точно. Но последние четыре дня, вероятно, вымотали его до крайности, истощив все запасы энергии, и он сейчас быстро угомонился.

Но когда Грегор, наконец, обессиленно задремал, натянув голубую куртку на голову, на Майлза, напротив, напала жажда деятельности пополам с бессонницей. Горящий в мозгу тревожный сигнал продолжал бесцельно бросать его от стены к стене. Пять шагов туда, пять — обратно; хорошо, что сандалии на резиновом пластике ступают бесшумно, а тот он своим топотом тут всех перебудил бы.

Оценивая ситуацию, в которую он влип, Майлз быстро решил: пожалуй, нельзя ее считать самой скверной, в какую он попадал за всю свою жизнь, но она уверенно делит место в первой десятке с палаткой, утонувшей в вечной мерзлоте, прободением язвы за пять минут перед боем и тем самым похищением репликатора, о котором он знал только с маминых слов.

Грегор в панике. Грегор не хочет домой. На Барраяре больше нет императора, оп-ля, здравствуй, старая добрая гражданская война плюс голова лично Майлза на пике, поскольку в преддверии драчки самые легальные права на трон — у Форкосиганов, но только мутантишку на барраярском троне никто не потерпит...

Нет, не так. Грегор — его Грегор! — не хочет домой, а хочет сбежать втихую куда-нибудь подальше от Барраяра и от самого Майлза и их лихорадочного романа, да еще открытым текстом говорит, что опасается предательства с его стороны, и вдобавок ему совершенно наплевать на ожидающую голову его лучшего друга и любовника печальную судьбу — смотри выше. Более явно послать Майлза к черту он просто не мог бы.

Нет, снова не так. Грегор в отчаянно нестабильном состоянии духа, и не просто Грегор-друг, но Грегор-император, средоточие власти. Сразу задумаешься, что за перспективы открываются перед Барраяром, на троне которого восседает паникующий и категорически не желающий этой должности человек? Тут можно и старину Юрия припомнить, который Грегору всего-то двоюродный дед.

Или даже так? Грегор в панике, и не зря, потому что он сидит сейчас в инопланетной каталажке без какой-либо охраны и защиты, если не считать одного малорослого и крепко побитого мичмана СБ, и представляет собой лакомый кусочек для любой из инопланетных разведок. Кто откажется заполучить его себе: для дезинформации, для психопрограммирования, для шантажа, для убийства?

«Ох, все такое вкусное, прямо не знаю, что и выбрать!»

А хуже всего то, что Майлзу не приходит в голову ни одного мало-мальски работающего способа, как им хотя бы спастись из-под ареста.

Взломать электронный замок на двери камеры с помощью магнитной рулетки, липкой ленты и пакетика растворимого средства от изжоги? Он как-то читал про подобное в приключенческом романе и изрядно посмеялся. К тому же у него нет с собой рулетки.

Уговорить Грегора изобразить страшную болезнь, чтобы застрять здесь в лазарете подольше, и положиться на предприимчивость капитана Унгари? Должен же тот, в конце концов, разыскать своего непутевого подопечного? Опытный СБшник Унгари явно считает Майлза неспособным самостоятельно даже завязать шнурки на ботинках, а уж не то, чтобы поручать ему какое-нибудь полезное в нынешней миссии задание. Значит, бедолага капитан сейчас разрывается на части, представ сразу перед двумя катастрофами: пропажа самого императора там, на Барраяре, и пропажа всего лишь лорда Форкосигана, зато прямо здесь, у него из рук. Как будет он счастлив обнаружить, что две его задачи разрешаются единым махом!

...И пропавший император немедленно станет проблемой СБ, ура. Вот только нынешний нервический Грегор наверняка шарахнется от офицера барраярской Безопасности, как черт от ладана, а Майлза еще и пожизненно запишет в предатели. Проклятье!

Вместо капитана СБ ему бы сейчас в помощь гораздо больше пригодился кто-нибудь из лояльных капитанов... да, дендарийцев. Пусть те сейчас зовутся оссеровцами, но даже так среди них немало людей, на которых он рискнул бы положиться. Одна загвоздка: Майлз пока не выяснил, как их отыскать в Ступице, а, между прочим, это и было его домашним заданием от Иллиана. Эх, может, Унгари и вправду не зря считает его лопоухим непутевым новичком?

Э, нет, не совсем же он безнадежен. Просто сейчас его первоочередная задача — не отстать от Грегора, а уж дендарийцев он как-нибудь разыщет. Вот, к примеру, возможное решение этой задачи: перекупить контракт чернорабочего у неизвестного тела, храпящего сейчас на верхней койке. Проблема в деталях: во-первых, кто сказал, что их соседа по камере загребли за то же, за что и Грегора, а во-вторых, за какие богатства Майлз собрался что-либо покупать? Кредитка и даже комм Виктора Роты остались в руках полиции, а верить на слово в окрестностях Единения Джексона дураков не было.

Покуда Майлз отчаянно перебирал варианты, в коридоре раздались шум шагов и голоса. Он запаниковал было — Грегора уведут! его самого уведут! все пропало! — но до их камеры полицейские не дошли, задержались в перпендикулярном коридоре. Видно было так себе, он напряг слух. Ничего неожиданного: шаги, пощелкивание магнитной карточки, гудение замка, голоса, смех, гулкое: «Тут ваш обалдуй, мэм. А ну просыпайся, служивый, за тобой такая женщина пришла!». Щелкнули набойки на сапожках, женский голос что-то негромко произнес, и сердце у Майлза неверяще воспарило ввысь. Боже, на небесах точно есть кто-то, кто приглядывает за новоиспеченными мичманами и их депрессивными главнокомандующими…

— Куинн! Куинни!

Охранник повернулся к камере Майлза и вполголоса рявкнул на него: «А ну, молчать!» — выразительно показывая шоковую дубинку. Но дело было уже сделано. Самая желанная сейчас во Вселенной женщина обладала прекрасным слухом и железной собранностью, которую не теряла даже в горячке боя. «Здесь кто-то звал меня по имени?» — поинтересовалась она и, нимало не стесняясь, подошла посмотреть.

Это лицо до нынешнего дня Майлз видел только на снимках, которые прислала по его настоятельной просьбе бабушка с Беты (мама, конечно, не упустила случая спросить, что там за симпатичная девушка, на что Майлз ответил чистую правду — «десантник, который получил выплату из моего страхового фонда»), но не узнать не мог. Бетанские хирурги проделали великолепную работу, восстанавливая уничтоженное плазменным ожогом — перед ним была все та же Элли, но словно искупавшаяся в волшебном источнике фей. Тяжелые боевые ботинки и небрежно наброшенная куртка не делали ее менее ослепительной.

На ее лице отобразилась крайняя степень изумления, как у человека, который обнаружил слона в собственном платяном шкафу. Не дожидаясь, пока с идеальных губ сорвется «Адмирал Нейсмит?!», Майлз зачастил:

— Элли, это я, Виктор Рота! Спасай! Нужно выкупить мой ордер на арест, это срочно — вопрос жизни и смерти, буквально. Заплати из средств флота, я возмещу, ты же знаешь, у меня надежные активы!

Судя по выражению на лице Элли, она только что обнаружила, что ее слон вдобавок розовый и говорящий.

— Вы намерены общаться с этим человеком? — встрял охранник изолятора.

«Да!» — хором произнесли Майлз и Элли.

— Запрещено. У вас не оплачено свидание согласно установленным расценкам, — договорил тот.

Вот чего не отнимешь у джексонианского правосудия: оно совершенно коммерчески беспристрастно. Адмирал он или торговец, Рота или Нейсмит, здешним полицейским оказалось все равно. Заключенный был финансово несостоятелен и потому бесправен, но коммандер Куинн — другое дело.

– Я… я готова, сколько? – спохватилась Элли.

– Погоди! – завопил Майлз. — Мне не нужно свидание, мне нужен залог! За меня двадцать плюс штраф… Вон за того парня тоже штраф — сколько там, Грег? Двадцать пять тысяч бетанских долларов вместе, если округлить.

Округлились скорее глаза у Элли, и он попытался добавить в эту новость хоть малое утешение:

– Если обвинение против меня не будет доказано — а оно не будет, я ведь никого не убивал — то деньги вернутся сразу, за вычетом издержек на ведение дел. Все, иди, я буду ждать!

А если и нет, Иллиан точно не будет возражать против любых расходов на императорскую безопасность в прямом смысле слова.

Тем временем император дернул его за рукав:

– Ты уверен, что этой женщине можно доверять? – поинтересовался он хмуро.

– Конечно! – изумился Майлз. – Это же Элли, Элли Куинн, моя дендарийка. Я писал про нее в тех рапортах, что тебе приносил Саймон. Девушка с сожженным лицом, помнишь?

– Лицо у нее в полном порядке, то-то ты с него глаз не сводил.

Майлз облегчённо вздохнул: объяснение лежало на поверхности.

– Да ладно, не ревнуй! У Элли действительно самая прекрасная внешность, какую может подарить бетанская пласт-хирургия. К тому же она, пока выздоравливала после операции, гостила у моей бабушки, ну, и я ей тогда немного помог финансово… в общем, считай, мы почти родня. – Он взял Грегора за плечи и развернул к себе. – Ты же знаешь, я костьми лягу, но не допущу, чтобы тебе чего-нибудь угрожало. Но Элли я готов доверить не только свою жизнь, но и твою.

По всем правилам и согласно диспозиции после этой фразы Грегор должен был его поцеловать. То, что он не решился этого сделать и даже отстранился немного, говорило о глубоком и беспокоящем душевном разладе.

А впрочем, Грегор всегда был стеснителен, и его могла смутить просто решетка вместо одной из стен и равнодушный ко всему охранник в коридоре.

«Ничего, — пообещал он себе мысленно, — когда Элли вытащит нас отсюда и мы рванем с этой станции подальше, теряя тапочки и запутывая следы, во время перелета все равно нечем будет заняться, тогда я запрусь с тобой в каюте и применю самые непристойные практические методы излечения тебя от хандры». Которые, как показал опыт, срабатывали неизменно эффективно.

Майлз в принципе не признавал тихой депрессии. На взлете своего настроения он активно стремился нанести миру добро и причинить пользу, а в его нижней точке, наоборот, затевал самоубийственные эскапады, язвил и хватался за всякое колюще-режущее. Окружающие, не знающие его достаточно хорошо, были уверены, что бедняга пребывает в глубокой прострации от своей инвалидности и связанных с нею жизненных неудач, тогда как тихое упорное молчание Майлза означало всего лишь, что он изо всех сил стискивает зубы, чтобы не высказать миру, как его все бесит, и не рвануться прямо с места сносить само бесячее препятствие.

Не то Грегор. Вытащить его из упорной меланхолии было невероятно сложно, пока недавно Майлз не отыскал верный способ. Железное правило: если удается раскрутить Грегора на секс в состоянии даже самой жесточайшей унылости, дальше все будет прекрасно. Майлз не очень одобрял привычку своей мамы прикладывать ко всему пошлый бетанский психоанализ, но в одном она была безусловно права: секс-таки способствует выработке эндорфинов. А те в состоянии живо изменить сиюминутные взгляды депрессующего Грегора на жизнь. Конечно, будучи в дурном настроении, тот предпочитал сперва сворачиваться в колючий шар, как дикобраз, и делать вид, что не реагирует даже на поцелуи в шею (а уж это было полное вранье, видно же), но и тут прием был известен: показать, как искренне ты хочешь, и взять инициативу в свои руки. С этим у Майлза трудностей не было ни разу с тех пор, как он почти два года назад, обмирая так, словно падает в глубокую пропасть, решился на признание.

«Ты — уникальное чудовище, — заявил он тогда откровенно, — и я тоже. Тебе нравятся девушки, но ты никак не можешь поверить, что им нужно от тебя что-то, кроме титула — мы и тут сходимся. Ты неизбежно, хоть и непонятно когда, женишься и заведешь кучу детей — и я этого же для себя хочу. Нас воспитывали одни и те же родители, наградив бетанской прямотой и барраярской паранойей разом — ага, обоих. Так что, поверь, я тебя понимаю, со всеми твоими возражениями, и комплексами, и одиночеством. Пойми и ты: у меня ближе тебя никого нет, настолько, что ты у меня вот тут, под кожей, и, если это, ну, случится у нас с тобой буквально — мне даже не удастся сильнее тебя любить. Ну разве вот на такую чуточку».

Кажется, в маминых бетанских журналах, которые Майлз в эпоху подросткового буйства гормонов скачивал тайком с ее комма, это называлось термином «демисексуальность». Сам Майлз этому длинному слову, отдающему запахом медицинского кабинета, предпочитал слово «романтик». Но каким бы словом ни называть, ясно было одно: чувства, связывающие их с Грегором что до их сближения, что после, были сильны как черт знает что. И первым из них была верность, о чем Грегор должен знать без сомнений, а потом уже пришло все остальное: и желание, и неловкость, и тайные встречи, и отличная дружба, и проблемы, разделенные на двоих, и бесцеремонность, и доверие. И если этого теперь не хватит, чтобы вытащить Грегора из отчаяния, в которое тот замкнулся, и, с благожелательной помощью спасительницы-Элли, вернуть на Барраяр спокойным и довольным, то… то такого просто не может быть.

Появившаяся вскоре Элли подхватила его под руку и, оживленно щебеча, как целая стая синиц, поволокла к выходу. Грегор помедлил было, но, подстегнутый намеком от охранника («Желаете оплатить дополнительное пребывание в участке, мистер?»), послушно пошел за ними. Охотно или не очень, но деваться все равно было некуда: у дверей их ждали двое солдат в серо-белой форме: мелкая девица и тощий дылда. Обоих отличало оружие в кобуре, скучающее выражение лица и разукрашенные физиономии: синяк под глазом — у нее, ободранная скула — у него.

— Я, — продолжала Элли не останавливаясь, пока Грегор с Майлзом распихивали по карманам скудный запас личных вещей,— сейчас старший помощник на «Сапсане», поэтому на мне все дисциплинарные дела. Кое-кто в увольнении бывает слишком буен, и тогда за ними прихожу я, как родная мамочка. Рядовой Ялен отлично знает — правда, Ялен? — что надо слушаться старпома, чтобы сберечь свою голову в бою и премиальные после него. И капрал Кукс тоже знает, что я всегда готова ей помочь, включая те случаи, когда надо одолжить ей тюбик тоналки, замазать синяки или надрать ей задницу на татами. Они проводят нас до катера, а потом клятвенно подтвердят, что, кроме них, меня и пилота, в катере никого не было, верно, ребята?..

Майлз не доверил бы побитой парочке и ящик с консервами дотащить, однако Элли, вероятно, было виднее. Но все же в их присутствии он постарался не упоминать о важном, и Элли тоже не болтала. Так они и шли в тишине, только набойки ее тяжелых ботинок звонко щелкали по полу, и эхом отдавались шлепки Майлзовых сандалий; Грегор в своих тапочках на резиновой подошве шагал бесшумно, а помятые рядовые топали и шаркали вразнобой.

К счастью, до причального отсека оказалось недалеко. Кивком отправив своих проштрафившихся солдат в трубу переходника, Элли наконец повернулась к ним с Грегором.

— Так вот, раз я старпом, — продолжила Элли с середины фразы, — еще это означает, что я распоряжаюсь корабельными фондами на случай улаживания дел с полицией. Было гораздо быстрей занять деньги оттуда, чем трясти флотские резервы. Но теперь, когда ты здесь, я могу пойти к коммандеру Ботари, обговорить эти расходы с ней и обрадовать, что ты вернулся и намерен взять командование флотом на себя...

— Что?! — Майлз открыл рот в беззвучном «О» и тут же захлопнул. Было бы заманчиво исполнить задание Иллиана единым махом, но только он резонно подозревал, что с бывшим Дендарийским флотом (согласно разведданным, отказавшимся от этого имени) все сейчас не так просто, и провернуть это между делом у него не получится. Сейчас же на его плечах лежала задача много важнее и настолько больше, что Майлз честно удивлялся, как та его до сих пор не раздавила в лепешку. — Нет, Элли, боюсь, это будет несколько преждевременно.

Она посмотрела на него удивленно:

— Ты не доверяешь Елене Ботари?

— Доверяю как самому себе. Но!.. – Майлз набрал воздуху в грудь. – Если ты помнишь, когда я в прошлый раз взял на себя командование дендарийцами, такая возможность выпала мне лишь потому, что образовалась пауза в другой долговременной миссии. Сейчас я занят неким, э-э... проектом высокой степени секретности, и до его завершения могу появляться в месте дислокации флота лишь периодически. Однако, чем быстрее я с ним закончу...

— Ну да, ну да, — согласилась Элли. Плечи у нее разочарованно опустились. — Понятно. Намекаешь, я должна держать язык за зубами насчет того, что вообще тебя видела?

— Честно, Элли? Я сам не знаю, — ответил Майлз проникновенно. В переводе на человеческий это значило «я в панике, обстоятельства меняются на ходу и слишком круто, я не знаю, куда нас несет, так давай не будем осложнять ситуацию новыми игроками». — Если ты могла бы мне помогать, не ставя всех в известность хотя бы некоторое время...

— Попробуем. — Она вздохнула, решительно тряхнула кудряшками и бодро улыбнулась. — Окей. Кстати, если у тебя будет возможность возместить мне потраченное, то имей в виду, что плановая финансовая инспекция у нас уже через месяц с небольшим.

— Не волнуйся, этот вопрос мы решим прямо сегодня, – торопливо заверил ее Майлз, борясь с угрызениями совести. Конечно, Элли ради него и жизнью бы рискнула, не задумавшись, но не подводить же девушку под внимание ревизоров! – Только доберемся до ба… до здешнего консульства.

— Не надо, — угрюмо вмешался Грегор.

Неужели и вправду боится, что его втолкнут туда силой прямо в неласковые руки СБшников? Майлз поднялся на цыпочки и шепнул ему в ухо:

— Джентльмены первым делом платят долги чести, помнишь? И с этим мне не обойтись без твоей помощи. Доверься мне. Поговорим по дороге, хорошо?

Он вплыл в зону невесомости переходного рукава, таща за собой Грегора, как на буксире. Катер оказался небольшим, как грузовой фургон; проштрафившиеся солдаты разместились в пилотской кабине, а им двоим Элли кивнула на корму, где находился грузовой отсек и стояли закрепленные железные ящики с каким-то оборудованием. Жестко сидеть, но зато можно остаться наедине и откровенно поговорить. Грегор забился в самый угол, скрестил руки на груди с мрачным видом бравого партизана на допросе у цетов. Майлз устроился на ящике и положил ногу на ногу, чтобы не болтать ими унизительно в воздухе, точно ребенок, усаженный во взрослое кресло.

– Итак, – спросила Элли в лоб. – Что я могу для тебя сделать? И что намерен делать ты, если не брать в свои руки флот?

– Получу деньги, верну тебе долг. Обеспечу безопасность, м-м, одной важной персоне согласно моему нынешнему контракту. – «Истинная правда. В конце концов, я мичман Императорской безопасности, а не кто-нибудь». Он сжал бы успокивающе пальцы Грегора, но тот как назло убрал руки. – Отправлю рапорт и выйду на связь, как и предполагалось. – «Если капитана Унгари к тому времени не хватит удар». – После этого, скорее всего, в пространстве Ступицы вы меня больше не увидите. И я перестану быть смущающей проблемой для Дендарийского флота, – усмехнулся он под конец.

– Абсолютно точный и совершенно бесполезный ответ, – с такой же иронией прокомментировала Элли. – Сказал бы «засекречено», и вопросов нет. Ладно, сейчас мы летим на аслундскую скачковую станцию, где стоит наш флот – кстати, мы больше не называемся дендарийцами – и ты вроде не возражаешь. Но только что ты говорил про какое-то консульство, а посольский квартал Ступицы расположен на станции Вервана, ты в курсе?

– Э-э, правда? — Он зашарил пальцами по трехмерной схеме в своем комме, хмыкнул. — Действительно, на верванской. Ну что ж, в Ступице вроде не идет никакой войны, и перелеты не заблокированы. Ты сможешь меня подбросить?

Элли задумчиво накрутила кудряшку на палец.

– Если ты разрешишь мне кое с кем посоветоваться, я думаю, мы все устроим в лучшем виде...

* 3 *

В пристыкованном катере было тихо и полутемно. Вздыхала установка, фильтрующая воздух, тихо булькало что-то в остывающих коммуникациях, а может, это было бурчание у Майлза в животе. Элли, уходя, оставила им пару банок саморазогревающихся армейских консервов и пообещала вернуться через несколько часов, но тратить эти часы на жратву Майлзу совершенно не хотелось.

Наконец-то они одни.

Он обнял Грегора за теплый бок, прижался ненадолго затылком.

— Ну я и соскучился! Почти так же сильно, как перепсиховал за тебя, когда увидел в этой камере.

— Я тоже удивился, когда тебя увидел.

— Удивился? Паршивец ты. Правильным ответом было бы «офигел от счастья». Ты что, дуешься?

— Может, я ревную, — отозвался Грегор, не глядя на него.

— Я же тебе сказал…

— И еще — завидую. У тебя здесь есть кусок жизни, куда мне хода нет. И эта красивая наемница явно готова сделать для тебя все что угодно, буквально; не говори только, что тебе это не льстит. Я бы предпочел не вмешивать ее вовсе.

Первой его мыслью было: «Не говори так про Элли, это нечестно!». Второй: «А тебе самому что, льстит внимание доступных дворцовых горничных, отлично подготовленных в ведомстве Саймона Иллиана? Нет? Так кем ты меня считаешь?». Третьей «Ого! Я нравлюсь Элли Куинн, и это видно со стороны?!».

— Пять грошей за твои непристойные мысли, — сказал он вместо этого примирительно. Потом выдернул край футболки Грегора из штанов и принялся тихонько гладить того по спине. Черт, как напряжен — мышцы аж в узлы завязались. Грегор, Грегор, что ты творишь?

— Чего ты от меня хочешь? — спросил тот тихо.

Хор-роший вопрос! «Если прямо сейчас — то не «от тебя», а «тебя». Если на ближайшие дни — чтобы ты перестал делать глупости и позволил тебе помочь. А вообще — чтобы ты был счастлив и рядом со мною».

— А то ты не понимаешь, — отозвался он туманно.

К его удивлению, Грегор выбрал толкование «здесь и сейчас» в его самом примитивном варианте, пробурчав:

— Да ну тебя, не место здесь.

Майлз тихонько выдохнул от облегчения. Беседа на серьезные темы откладывалась по меньшей мере на полчаса, а удовлетворенный Грегор будет в куда более позитивном настроении.

— Прямо уж! Здесь в сотню раз безопасней, чем в том шкафу с кнопками, куда ты меня затащил во дворце полгода назад. Ладно-ладно, не шкаф, а распределительный щиток, один черт. Тут нам как минимум не придется ставить рекорды на скорость по оральному сексу.

Он с удовольствием полюбовался, как Грегор краснеет. Потрясающая эрогенная зона у человека — уши, а в особенности — если учесть характер его работы. Императору должно с бесстрастным лицом выслушивать все — от объявления войны до непристойных предложений. Хорошо не быть императором.

Майлз окончательно справился с его футболкой и потянул ее вверх. «Сейчас ты передумаешь и решишь, что здесь даже очень подходящее место». Бледная кожа на боку оказалась под его губами все такой же прохладной, как всегда, но пахла непривычно — явной горечью отчаяния и несвободы.

«Что настолько напугало тебя, дружище, что ты очертя голову бросился бежать?»

Грегор издал придушенный вздох, не громче шипения воздушного фильтра — то ли протестуя, то ли просто от щекотки. «Правильно, молчи, а потом мы будем целоваться, потом что-нибудь посущественней придумаем, а под конец или ты выплачешься мне в несуществующую жилетку, или я вывалю весь запас накопившейся паники в твою, и тогда мы уже окончательно решим, как нам быть. Я наизнанку вывернусь ради тебя, а Элли все сделает для меня, а у нее под рукой преданные ей наемники, и так, по цепочке, мы с тобой, глядишь, и выкарабкаемся. Но пока что…».

Он потянулся, положил ладонь Грегору на затылок и пригнул его голову вниз. Целоваться — это такое занятие, которому нужно отдаваться со всем тщанием. Ласково или пылко, глубоко или невинно — хорошо по-всякому, с одним условием: во время поцелуя ничто другое не имеет значения. Но с этим условием Грегор сегодня явно не справлялся, а самого Майлза с непривычки совершенно отвлекала колкая щетина. Император, который каждое утро выходил из рук оруженосцев аккуратным до идеала и выбритым до синевы, был ему как-то привычнее на ощупь, чем этот беглец, неухоженный и настороженный. Майлз с сожалением оторвался от его губ и, безжалостно перехватив инициативу, проложил стратегический маршрут поцелуев немного ниже. Так ни ему не придется тянуть голову, ни Грегору — нагибаться. Шея, ямка на горле, ключицы — весь этот суповой набор, как привык шутить длинный и тощий Грегор наедине с мелким и еще более тощим Майлзом. Дальше…

— Сними, — потребовал он, дергая Грегора за футболку и быстрым движением выворачиваясь из своей дурацкой шелковой рубашки. Он возбудился уже настолько, что потереться голой кожей о кожу казалось ему в эту секунду почти настолько же важным, как благополучно препроводить Грегора домой. И нет сомнений, что сам Грегор должен был сейчас завестись не слабей.

Не раз в подобных случаях их выручал лишь быстрый секс экспромтом в совершенно не предназначенных для того (но заранее выверенных с точки зрения безопасности) уголках дворца; ну как секс — приходилось, естественно, обходиться пальцами и ртом, но удовольствие было не менее острым, а поводов для шутливого трепа потом — только больше.

Единственным условием этого самого секса, не считая необходимости найти укромный угол, была полная, предельная искренность. Стремиться друг к другу, как магнитная стрелка к компасу, делать глупости, говорить пошлости, не стесняться неизбежной неловкости, не кокетничать, не манипулировать, не требовать, не загадывать вперед, прямо говорить о том, что хочешь сам, и слышать, чего хочет он. Простой свод правил, который сложился у них на удивление быстро и в котором сентиментальные объятия в постели могли оказаться в одну минуту столь же хороши, как минет в кладовке для швабр – в другую.

Ладно, а чего ему хочется сейчас? Контейнер этот, на который они уселись, конечно, жесткий и холодный, но им тут не лежать, и вообще, не стоит торопиться так, словно у них рейсовый катер вот-вот отходит или караул на посту поблизости сменится через десять минут и надо успеть не попасться им на глаза в коридоре. Можно для начала обнять и целовать, покусывать, возбуждать до того, что Грегор сам попросит, нет, потребует…

– Эй, – всполошился Майлз, – а это у тебя откуда?

На раздетом до пояса Грегоре расцветала уже побледневшая сейчас паутина электрического ожога. Такой остается от шоковой дубинки; Майлз не сомневался, что похожий рисунок красуется и у него на коже после встречи с полицией и ее шоковой дубинкой, но это волновало его не в пример меньше. Но какая сволочь позволила себе…

– Где?

– Да вот, сбоку и справа, прямо ниже твоего… – он осекся и тихо договорил совсем не ту фразу, которую начинал: – Это ведь след от шокера?

Майлз знал, что на боку Грегора виднеется малозаметная отметина вроде старого шрама. Истории его происхождения он выслушал самые разные – от самого Грегора, своей матери и Дру, и сошлись все трое лишь на том, что заработал он неопасную царапину в детстве, а уж спасаясь во время мятежа Фордариана или играя во дворцовом саду – неважно. Плотная беловатая полоска коллоида стала заметней с возрастом; не так давно он выяснил, что бывает, если щекотать языком это чувствительное местечко возле нижнего ребра. Теперь кожа там была совершенно ровной и гладкой.

Может, он в смятении право с лево перепутал?

– Ага. Это когда меня арестовывали, – пояснил Грегор спокойно.

– Болит? – Майлз осторожно взял его ладонями за бока, провел пальцем по следу ожога, аккуратно погладил – обеими руками. Шрамика, разумеется, не было ни справа, ни слева.

– Уже нет, чешется только немного, – ответил Грегор, и в его голосе Майлз расслышал лишь сдержанное напряжение. Но, увы, не то желание, к которому привык. И которое еще не до конца отпустило его самого.

– Ты не хочешь, – сказал он полуутвердительно.

– Ну… да. Не сейчас. Ты обиделся?

– На тебя? Смеешься? Я и в пять лет такой глупости не делал. – Майлз спрыгнул с ящика, подошел к Грегору вплотную и, взяв его обеими руками за щеки, крепко поцеловал. – Вот так, а теперь одевайся. А я пойду умоюсь. Раз уж холодный душ в местный сервис не входит, – усмехнулся он.

Грегор посмотрел на него тоскливо, но ничего не сказал. И не предложил.

В уединении корабельного клозета Майлз обессиленно прислонился к стене. Какой-там холодный душ – он и так вытер холодный пот со лба, разрываясь между облегчением и ужасом. Облегчение от того, что «нет, он меня не разлюбил и не решил расстаться таким гадким способом» было малым утешением. Зато ужас торжествовал, потому что в простом и понятном мире Майлза до сих пор не встречалось оборотней, доппельгангеров и прочих двойников из параллельной вселенной.

«Это не мой Грегор».

Он понял это сейчас внезапно и так четко, словно буквы проступили прямо на стене. Хотя странно было делать такие выводы на основании одной-единственной не замеченной в полутьме старой отметины или внезапной холодности близкого человека. Не менее странно, чем встретить барраярского императора в робе чернорабочего, арестованным, в полицейском участке черт знает где. Минус на минус дает плюс, так что же дают две перемноженные невероятности?

М-да. Может, в этой шутке насчет параллельных вселенных есть доля истины. Но тогда, судя по всем отсмотренным романам и голофильмам, его собственного, обожаемого, единственного на свете Грегора вышибло сейчас в другой мир?! И где его искать?

«Идиот. Шоковая дубинка выжгла тебе последнее чувство реальности. Никаких параллельных миров не бывает».

А что бывает? Чей-то умысел, и вряд ли добрый. Двойники императоров, отлично осведомленные о ходе недавних государственных переговоров, зато прискорбно не сведущие в деталях кое-чьей личной жизни, просто так на пустом месте не появляются.

Майлз вздрогнул, одним движением плеснул в лицо водой со знакомым горьким запахом антисептика и поспешил обратно, словно там, в салоне катера, его ждала тикающая бомба с часовым механизмом.

Просто нестерпимо было видеть знакомое до каждой черточки лицо человека, за которого Майлз был бы жизнь готов отдать. Его обладатель сидел смирный и мрачный, подперев подбородок кулаком. Майлз сел рядом и приобнял его; будь они одного роста, оказалось бы — за плечи, но сейчас просто уцепился за бок и складку футболки. Не фиксируя, не придерживая, даже не обозначая угрозы.

— И все же, что ты собираешься делать? — спросил он спокойно. — Теперь, когда мы с тобой встретились?

— А это существенно, что мы встретились? — невеселая усмешка Грегора была такой же привычной, такой естественной в этой ситуации.

— Самая важная вещь на свете, а то!

— И я так понимаю, одного ты меня не отпустишь? — снова ответил тот вопросом на вопрос.

— А ты бы меня отпустил?! Грегор! — возмущение даже не вышло у Майлза наигранным. – Я думал, в тот раз про побег ты просто так шутил. – Он специально дождался вопросительного взгляда, чтобы прибавить: – Ну, в тот раз, когда мы сидели у тебя и отмечали мои три месяца успешной службы, а ты жаловался, что, в отличие от меня, работаешь талисманом. Иллиан не выговорил тебе потом за это? Он клятвенно утверждал, что не прослушивает твою спальню. Стопроцентно, он все знает про нас с тобой, просто молчит, изображая деликатность.

Увы, увы… Грегор бы непременно вспомнил, что три месяца службы Майлза ознаменовались арестом и обвинением в мятеже, и сидели они не в уютных дворцовых покоях, а в здании СБ, и за дверью майлзовой квартирки для охраняемых свидетелей стояли на страже два офицера императорской охраны. Кстати, поэтому секс у них с Грегором вышел в тот раз феноменально быстрый и молчаливый, а потом они принялись оживленно переговариваться за игрой в такти-го, а Саймон Иллиан действительно якобы отключил на это время все жучки…

Но человек перед Майлзом сказал только:

– И это для меня еще одна причина. Не ждать, пока все обрушится…

— Ха! Это еще одна причина атаковать твою проблему вместе, только и всего. Что бы ни заставило тебя сбежать из дома, что бы ни грызло твои мысли — я уверен, мы вдвоем сумеем хорошенько надрать задницу этому «чему-то». При поддержке моих дендарийцев, твоей СБ, да мало чего еще!

— Майлз, ну что за глупости. Того неприятеля, что сидит в голове, из плазмотронов не обстреливают; мне нужно будет разобраться с ним самостоятельно, самое большее — с твоей поддержкой. Я не устраиваю душевный стриптиз на глазах у посторонних, — проговорил тот совсем тихо, глядя в пол.

М-да. Про свой побег с Комарры и тогдашние обиды он рассказывал куда как бойко. Одним отлично дается импровизация, другие хороши в отрепетированных сценах; Майлз подозревал, что та грегоровская речь про пагубную власть тоже была заранее отрепетирована. Для… кого?

— Но ты же понимаешь, что из меня так себе охрана? — спросил он напрямую. — Да если что-то случится с тобой, пока твою спину прикрываю я один, это моментально подхватят и развернут как «Форкосиганы убили императора», то есть, читай — начнется гражданская война. Мне, возможно, будет уже все равно, я благополучно сверну себе шею в попытках тебя спасти, а вот наши друзья и близкие…

— Нечестно. Ты сейчас давишь на меня.

— Угу, давлю на жалость. Все-таки вопрос жизни и смерти, а не мои вечные уговоры обзавестись покладистой женой и выводком детишек, которые ты так успешно игнорируешь…

Майлз расстроенно вздохнул, хотя на самом деле ему хотелось орать:

«Эй! Это Айвен вечно надоедает нам призывом плодиться и размножаться, Айвен! Которому просверлила на эту тему мозг его собственная мать. Я скорее бы язык себе откусил, чем предложил Грегору жениться по расчету, и не в ревности тут дело, а в знании…»

Нет, тот и не подумал возразить, не удивился, не поймал его на очевидной глупости. Сердце под футболкой, к которой Майлз прижимался щекой и ухом, так и не начало биться сильней. Странно, но очередное доказательство не погрузило его глубже в пучины отчаяния. Куда уж глубже.

Он привалился к теплому телу; Грегор знал за ним эту привычку – наедине прижиматься, притираться, ловить крохи тактильного контакта, не позволенного во всех прочих обстоятельствах, и дразнил, говоря, что где-то в бетанских предках у него затесался кот. Вдохнул запах – родной или все-таки немного не такой? Кто сейчас рядом с ним: злонамеренный двойник или просто Грегор-жертва злоключений по дороге сюда? Это неидеальная подготовка копии или травматическая амнезия оригинала? Старый шрам, с которого начались все его подозрения, был таким сглаженным, а свет таким приглушенным... И вообще, за последние сутки Майлз пережил голодание, электрошок, обморок, стресс; может ли он полагаться на то, что остался полностью и абсолютно в здравом рассудке?

Но если вдруг! Если перед ним все-таки настоящий Грегор (вероятность близка к нулю, но…). Грегор в беде, в растерянности, не доверяющий собственной памяти, сомневающийся, довершить ли самое безрассудное решение в своей жизни окончательным побегом или вернуться домой, к облегчению всей Империи? И Майлз – молочный брат, друг, любовник – своим недоверием оттолкнет его от Барраяра?

А если тут другое «вдруг», и этот человек, похожий на барраярского императора как две капли воды и старательно играющий его роль – самый верный знак того, что с его Грегором что-то скверное случилось, и надо действовать незамедлительно, а Майлз тут сидит и сопли развешивает?!

– Поговори со мной, – прервал молчание Майлз. – Скоро вернется Элли и все завертится, может, у нас последняя возможность пообщаться вот так. Многие вещи я… просто не хотел бы говорить при ней.

– Ты ведь сказал, что доверяешь ей? – в этом голосе явно прозвучала нотка надежды.

– Стопроцентно. Но ей нужно будет… ну, сказать прямо, чего мы хотим, а не спорить у нее на глазах.

— Так что ты предлагаешь? — уточнил «Грегор» — Майлз решил пока называть его так даже мысленно.

— Добраться до консульства и затребовать себе побольше бравых вооруженных до зубов СБшников, — отбарабанил Майлз и немного подсластил собеседнику пилюлю: — Которые обязаны будут исполнить любой твой приказ, не забывай об этом.

— А консульство, как сказала твоя девушка, находится на верванской станции, — протянул тот задумчиво.

— Да. Только Элли не моя девушка! Да-да, знаю, – зачастил он, – она потрясающая, и тебя в ее присутствии все равно начинает грызть ревность. Потерпи, она только подбросит нас до места, и там мы распрощаемся.

«Я не предлагаю нам вернуться на Барраяр! Не отправляю тебя на встречу с Иллианом или моим отцом! Я готов дать тебе в подчинение твой собственный вооруженный отряд и даже предлагаю отпустить мой. Ну же, парень, решайся!»

— Ты… ты, наверное, прав. Постараюсь держать себя в руках, — пообещал тот. — Я ведь могу рассчитывать на твою помощь?

— Конечно! Абсолютно на любую, — заверил его Майлз горячо.

Бомба оставалась опасной и продолжала тикать, но — ура, ура! — пока не взорвалась.

«Меньше всего мне нужно, чтобы ты сейчас посчитал, будто я угрожаю твоим планам — какими бы они ни были, но, похоже, верванская станция тоже туда входит, — скрутил меня и дал деру. Я безопасен, мы с тобою спокойно дождемся появления Элли… И очень надеюсь, что она придет не одна».